Привет, это Юлия Навальная.

Ниже — письмо, которое получила от Алексея. Даже не письмо, а записка, которую он продиктовал адвокатам, а коллеги из ФБК потом распечатали для меня. Это поздравление с Днём Святого Валентина. Алексей попросил подарить мне от него книги и написал: «Юля. Я тебя очень люблю. Мы с тобой две половинки и нас многое объединяет. В первую очередь, конечно же, то, что мы оба любим пожрать. Дарю тебе одну из самых популярных кулинарных книг, готовь, пробуй, пиши мне о впечатлениях ❤️❤️❤️»

Этот подарок вместе с запиской я получила 15 февраля — в тот день я только прилетела в Мюнхен на конференцию.

16 февраля Алексей был мертв.

Как вам кажется, похожа это записка на прощальное письмо умирающего человека? Не думаю. Да и вы сами видели эти кадры: Алексей шутит и улыбается во время суда. Это 15 февраля.

Когда суд закончился, запись продолжала идти. И на ней слышно, как он разговаривает по видеосвязи со своим адвокатом, говорит, что у него болит нога и что вроде бы завтра в колонию должен приехать невролог осмотреть его.

Многие из вас, наверное, помнят, что с первого же дня в тюрьме Алексею не оказывали нормальную медицинскую помощь. У него болела спина, но ему в лучшем случае давали таблетку ибупрофена. Через два месяца после ареста, в марте 2021 года Алексей объявил голодовку. Он голодал 24 дня, требуя, чтобы к нему допустили врачей. Если вы читали его книгу, «Патриот», то читали и его дневники этого периода. Вы знаете, насколько плохо ему было: боль из спины передавалась в ногу, отчего та стала отниматься. При этом сокамерники ходили за Алексеем по пятам, ему подкладывали в карманы бушлата конфеты, и, пока он голодал, демонстративно жарили курицу на отрядной кухне.

Благодаря вашей поддержке, благодаря людям, которые вышли тогда на митинг, и мировому сообществу, которое публично призывало допустить к Алексею врачей, это удалось.

Но дальше — новая колония. Более строгие условия содержания. ШИЗО одно за другим. Каждый раз самые простую медицинскую помощь приходилось выцарапывать. Ему не говорили собственного диагноза, не говорили, какие таблетки ему дают и уколы делают. Когда Алексей требовал выдать его собственную медкарту, ему издевательски дали копию, отпечатанную так плохо, что на ней ничего нельзя было разглядеть.

В ШИЗО его отправляли все чаще. 6 квадратных метров, никаких личных вещей, кроме зубной щетки и кружки. Я покажу вам сегодня то самое ШИЗО. Именно ту самую камеру, где произошло убийство.

Связь с Алексеем становилась все слабее. Свидания с родственниками Алексею не давали: специально накануне этих свиданий отправляли в штрафной изолятор — штрафникам свидания не положено — и оно просто «сгорало». Звонков ему тоже не давали: за все время в тюрьме он позвонил всего несколько раз, да и то почти ничего нельзя было разобрать. Усложнили и свидания с адвокатом, забив щель, через которую они обменивались документами. Потом стали давать ручку и бумагу на полчаса в день. Потом вовсе перестали отдавать письма. Большинство из них — те, что писали мы, и те, что писал он нам, изымались. Доходили какие-то обрывки.

А потом Алексея перевели в Харп — колонию недалеко от Салехарда, за полярным кругом. Эта тюрьма построена в бывших зданиях ГУЛАГа. Туда уже просто физически адвокатам было непросто попасть, там не работали онлайн-сервисы — ФСИН-письмо и Зонателеком, а обычные бумажные письма шли по несколько недель — только их Алексею все равно не отдавали.

Так они готовились. Путин не мог позволить оставить Алексея в живых. После того, как Алексей посмеялся над ним. Выжил после отравления Новичком и рассказал всему миру, кто и как его отравил. Позвонил своим убийцам. Вернулся в Россию. Не струсил, не замолчал, не сдался.

Перевод в Харп готовился давно: глава ФСИН генерал-полковник Гостев ездил туда еще в апреле 2023 года, а потом позже, с секретным визитом, в декабре 2023 — когда туда этапировали и Алексея. Чем его так привлекала эта далекая, закрытая, со строжайшими условиями колония? Возможно тем, что ничего и никто там не помешает довести дело до конца.

Они и довели.

У нас есть показания сотрудников ИК-3 Харп, пятерых человек. Мы их раньше никогда не показывали. Все они рассказывают, что происходило с Алексеем после перевода в эту колонию и конкретно 16 февраля. Вы без меня знаете: полицейские всегда врут, и даже между этими показаниями есть несоответствия. Однако они дают приблизительную картину того, что тогда случилось. И я сейчас об этом вам расскажу.

Почти все опрошенные утверждают, что Алексей жаловался на боль в ноге. 3 февраля из-за этих жалоб его отвели в медицинский кабинет, где ему померили давление и температуру — и на этом все, проводили обратно в камеру номер 19. Алексей попросил, чтобы его осмотрел невропатолог. Сам он потом писал в одном из писем, что врачей в ИК-3 судя по всему нет вообще никаких, и что медкабинет бутафорский, как будто сделанный специально под него: фельдшер смотрит на все удивленно и не знает, где что лежит.

14 февраля Алексея перевели из камеры 19 в камеру 16 — это штрафной изолятор. Там потом ему и станет плохо.

16 февраля утром Алексей снова пожаловался на боль в ноге — об этом говорит младший инспектор группы безопасности ЕПКТ Александр Белич, старший инспектор группы безопасности Антон Немцев и начальник ЕПКТ Михаил Аристов. А вот начальник медчасти колонии, Алексей Лисюк, говорит, что никаких жалоб на здоровье от Алексея не поступало.

Примерно в 11.30 по камерам стали разносить обед. В 12 обед закончился, тарелку забрали. В 12.10 Алексея вывели на прогулку. Вот этот двор, в котором Алексей гулял — такая же камера, только вместо крыши решетка. Как вы помните, Алексея все время держали в изоляции, поэтому и на прогулках он был один.

Дальше старший инспектор группы безопасности Немцев говорит, что во время прогулки Алексей постучал в дверь, сказал, что ему плохо, Когда дверь прогулочного двора открыли, он сидел на корточках и повторил, что ему плохо. Но его даже в медсанчасть не повели — просто завели обратно в камеру номер 16. Алексей лег на пол, подтянул колени к животу и стал стонать от боли. Сказал, что у него жжет в груди и животе. Потом его начало рвать. В показаниях Немцева сказано, что Алексея били судороги, он тяжело дышал, кашлял и стонал.

Тюремщики бросили Алексея в камере одного. Белич закрыл сначала решетку и через нее наблюдал за агонией Алексея, а потом еще внешнюю сплошную дверь. После этого в ЕПКТ вернулся начальник медчасти — Алексей Лисюк, он ходил домой обедать. В его показаниях тоже отмечено, что у Алексея были судороги лица и верхних конечностей. Алексея вытащили из камеры. Пока его несли по коридору он начал хрипеть. В медицинском кабинете его положили на кушетку. К этому моменту Алексей уже был без сознания. В 13.25 — спустя более чем 40 минут после того, как Алексею стало плохо, — вызвали скорую, начали делать непрямой массаж сердца. Когда Лисюк, стал проводить Алексею кардиограмму, она уже показывала единичные сердечные колебания. Прибывшая через 10 минут скорая попыталась реанимировать Алексея, но безуспешно.

В 14 часов 17 минут кардиограмма перестала показывать сердечную деятельность. В 14-23 реанимационные мероприятия прекратились. Как указано в показаниях заместителя начальника медсанчасти Руслана Цоя, скорая помощь поставила предварительный диагноз: судорожный синдром, синдром внезапной смерти.

Важная информация, в которой мы убеждаемся, читая показания очевидцев: судороги. Судороги могут указывать на отравление. В выписке из судмедэкспертизы про судороги не сказано, но там есть упоминание кроподтеков на локтях и коленях Алексея, полученных за 30-40 минут до смерти, и тогда же произошедшее кровоизлияния в области темени. Алексей в судорогах бился о пол — вот откуда, по всей видимости, эти следы.

А теперь скажу про отсутствие доказательства, которое ясно говорит о случившимся.

Камеры. Записи с камер.

Вы знаете, что каждый шаг Алексея на протяжении этих трех с половиной лет постоянно снимали на видео.

С нескольких камер.

Когда он спал.

Когда он шел в туалет.

Когда он был на прогулке.

Когда он встречался с адвокатами.

Постоянно.

Но записей последнего дня его жизни как будто не существует.

Но у нас есть фотографии. Я их сейчас показываю впервые.

Это та самая камера номер 16, в которой умирал Алексей. В которой ему было плохо, в которой его рвало. В которой он лежал на полу и стонал от боли, в которой он бился в судорогах, пока старший прапорщик Александр Белич запирал сначала решетку, а потом и дверь, и убегал, чтобы не видеть того, что внутри происходит.

А видеозаписей нет.

Вот план ЕПКТ — того самого блока, где содержался Алексей. Вот его камера номер 16. А вот эти значки видите, с буквой В? Это видеокамеры. На этой схеме их 63 штуки. И записей нет ни с одной из них.

Кремль давно уже показал бы эти видеозаписи, если бы хотел, что все увидели, что они не врут: вот Навальный гуляет, вот ему становится плохо, реанимируют, но не получается спасти...

Видимо, на эти записях есть что-то такое, что совсем никак не бьется с официальной версией. Иначе бы их крутили бы на повторе по всем каналам центрального телевидения. Но нет.

Вы скажете мне: Юля, ты рассказываешь жуткие и шокирующие вещи, но прямых доказательств у тебя все-таки нет. И вы будете правы. Ну почти.

Полтора года назад я обещала вам, что мы сделаем все, чтобы расследовать убийство Алексея. И мы делаем все.

По крупицам мы собираем любую информацию — здесь что-то выцарапали у следователя, там нашли несоответствия в медицинских документах, тут нам прислали или сказали что-то источники, мы перепроверили, подтвердили и начали искать новую информацию, опираясь уже на это. Не буду скрывать — все идет очень тяжело, но мы не сидим сложа руки.

Но есть главное, что нам удалось. Еще в феврале 2024 года мы смогли получить и надежным способом переправить за границу образцы биологических материалов Алексея.

Лаборатории по крайней мере двух стран независимо друг от друга провели исследования этих образцов.

Лаборатории двух разных стран пришли к выводу — Алексей был убит.

А именно — отравлен.

А что дальше делать — я не знаю.

Гражданин России убит. Убит на территории России.

Вся доказательная база тоже находится там.

Никаких юридических оснований возбуждать и вести уголовное дело у западных стран нет.

А еще есть политические соображения.

Нет, не так.

«По-ли-ти-чес-ки-е Со-об-ра-же-ни-я».

С большой буквы.

Ну вы понимаете.

Когда серьезные люди в строгих костюмах так специально закатывают глаза и говорят:

«Ну вы же должны понимать».

Понимать, что кому-то всегда выгодно о чем-то с кем-то договариваться. И не хочется, чтобы неудобная правда вылезла в неподходящий момент.

Понимать, что сейчас не время, надо еще подождать...

Всегда находится куча причин, почему надо отложить на следующий день, а потом на следующий. И так тянется месяцами.

И вообще. Вам все это знать не положено.

Вы, конечно, жена.

Но уголовного дела нет.

Процессуального статуса у вас нет.

Юридических оснований передавать вам документы — тоже нет.

… А у меня есть.

Не юридические, а моральные основания.

Алексей был моим мужем. И другом.

И самым близким человеком.

И символом надежды на лучшее будущее для нашей страны.

И я знаю, что для вас он был таким символом.

И близким человеком он был.

Для миллионов людей в России.

Многие тысячи писали мне, выплескивали свою боль, делились горем или словами
поддержки. Потому что Путин убил их надежду.

Нашу надежду.

Вы имеете право знать, как он это сделал.

Поэтому я и записываю это видео.

Поэтому я отказываюсь прислушиваться к «Политическим Соображениям»

И не буду молчать.

Я утверждаю, что Владимира Путин виновен в убийстве моего мужа, Алексея Навального.

Я обвиняю российские спецслужбы в разработке запрещенного химического и биологического оружия.

Я требую от лабораторий, проводивших исследования, опубликовать результаты.

Перестаньте заигрывать с Путиным из каких-то высших соображений.

Вы не сможете его задобрить. Пока вы молчите, он не останавливается. Возможно, именно сейчас кто-то еще умирает от яда, которым его приказал отравить Путин. Не только в России — и по всему миру, мы уже видели такие примеры.

Я обращаюсь журналистам: требуйте ответов вместе со мной. Я знаю, что некоторые из вас уже знают о том, что такие исследования существуют, и мне уже поступают запросы от СМИ. Что ж, считайте это моим комментарием.

Единственный способ противостоять Путину — это вести себя смело и открыто

Я требую, чтобы результаты исследований того, чем именно был отравлен мой муж, Алексей Навальный, были раскрыты.

Я требую это для себя, для наших детей, для родителей Алексея, для наших сторонников в России, и для всех людей во всем мире, которые борются за свободу, за правду. Мы все заслуживаем ее знать.